- Уже нет, - ответил я. - Скажите, а Бабаясин легко согласился передать меня в ваше распоряжение?
- Как раз Бабаясин был против, - сказал Чапаев. - Он вас очень ценит. Я решал этот вопрос с Дзержинским.
- Что, - спросил я, - вы знакомы?
- Да.
- Вы, товарищ Чапаев, может быть, и Ильича знаете? - спросил я с легкой иронией.
- Довольно коротко, - ответил он.
- Покажите как-нибудь, - сказал я.
- Отчего нет. Если желаете, можно прямо сейчас.
Это было уже слишком. Я с недоумением посмотрел на него, но он ничуть не смутился. Сдвинув доску в сторону, он плавным движением вытянул из ножен шашку и положил ее на стол.
Шашка, надо сказать, была довольно странная. У нее была длинная серебряная рукоять, покрытая резьбой, - на ней были изображены две птицы, между которыми был круг с сидящим в нем зайцем, а все остальное место занимал тончайший орнамент. Рукоять кончалась нефритовым набалдашником, к которому был привязан короткий толстый шнур витого шелка с лиловой кистью на конце. Перед рукояткой была круглая гарда из черного железа, сверкающее лезвие было длинным и чуть изогнутым - собственно, это была даже не шашка, а какой-то восточный, китайский скорее всего, меч. Но я не успел как следует рассмотреть его, потому что Чапаев выключил свет.
Мы оказались в полной темноте. Я не видел ничего - только слышал ровный шум мотора (кстати сказать, звуковая изоляция этого бронированного автомобиля была превосходной - с улицы не долетало ни малейшего шума) и ощущал легкое покачивание. Чапаев зажег спичку и поднял ее над столом.
- Смотрите на лезвие, - сказал он.
Я посмотрел на размытое красноватое отражение, появившееся на стальной полосе. В нем была какая-то странная глубина - казалось, я гляжу сквозь слегка запотевшее стекло в длинный слабо освещенный коридор. По изображению прошла легкая рябь, и я увидел расслабленно идущего по коридору человека в расстегнутом френче. Он был небрит и лыс, ржавая щетина на его щеках переходила в неряшливую бородку и усы. Он наклонился к полу, протянул вперед подрагивающие руки, и я заметил жмущегося в угол коридора котенка с большими печальными глазами. Изображение было очень четким, но искаженным, словно я видел отражение на поверхности елочного шара. Вдруг неожиданно для себя я кашлянул. И тут Ленин - а это, несомненно, был он - вздрогнул, повернулся и уставился в мою сторону. Я понял, что он видит меня, - в его глазах на секунду мелькнул испуг, а затем они стали хитрыми и как бы виноватыми, он с кривой улыбкой погрозил мне пальцем и сказал:
- Мисюсь! Где ты?
Чапаев дунул на спичку, и картинка пропала, я успел заметить удирающего по коридору котенка и вдруг понял, что видел все это вовсе не на шашке, а только что каким-то непонятным образом был там и мог бы, наверно, коснуться котенка рукой.
Зажегся свет. Я изумленно поглядел на Чапаева, который уже вложил шашку в ножны.
- Владимир Ильич перечитывает Чехова, - сказал он.
- Что это было? - спросил я.
Чапаев пожал плечами.
- Ленин, - сказал он.
- Он меня видел?
- Не думаю, что вас, - сказал Чапаев. - Скорее, он ощутил некое присутствие. Но это вряд ли его особенно потрясло. Он привык к подобным вещам. На него много кто смотрит.
- Но как вы… Каким образом… Это был гипноз?
- Не более, чем все остальное, - сказал он и кивнул на стену, подразумевая, видимо, то, что было за ней.
- Кто вы на самом деле? - спросил я.
- Вы задаете мне этот вопрос уже второй раз за сегодняшний день, - сказал он. - Я уже ответил, что моя фамилия Чапаев. Пока это все, что я могу вам сказать. Не торопите события. Кстати, в наших приватных беседах вы можете звать меня Василием Ивановичем - “товарищ Чапаев” звучит слишком торжественно.
