Вдруг раздался громкий стук в дверь. Обернувшись, Кавабата крикнул что-то по-японски, панель отъехала в сторону, и из проема выглянуло мужское лицо, тоже южного типа. Лицо что-то сказало, и Кавабата кивнул головой.
- Мне придется оставить вас на несколько минут, - сказал он Сердюку. - Кажется, приходят важные вести. Если желаете, полистайте пока какой-нибудь из этих альбомов, - он кивнул на полку, - или просто побудьте сами с собой.
Сердюк кивнул. Кавабата быстро вышел и задвинул за собой панель. Сердюк подошел к стеллажам и поглядел на длинный ряд разноцветных корешков, а потом отошел в угол и сел на циновку, прислонясь головой к стене. Никакого интереса ко всем этим гравюрам у него не осталось.
В здании было тихо. Было слышно, как где-то наверху долбят стену - верно, там ставили железную дверь. За раздвижной панелью еле слышным шепотом матерились друг на друга девушки - они были совсем рядом, но почти ничего из их ругани нельзя было разобрать, и заглушенные звуки нескольких голосов, накладываясь друг на друга, сливались в тихий успокаивающий шелест, словно за стеной был сад и шумели на ветру листья зацветающих вишен.
* * *
Проснулся Сердюк от тихого мычания. Сколько он спал, было неясно, но, судя по всему, прошло порядочно времени - Кавабата, который сидел в центре комнаты, успел переодеться и побриться. Теперь на нем была белая рубаха, а волосы, еще недавно всклокоченные, были аккуратно зачесаны назад. Он и издавал разбудившее Сердюка мычание - это была какая-то унылая мелодия, больше похожая на долгий стон. В руках Кавабаты был длинный меч, который он протирал белой тряпочкой. Сердюк заметил, что рубаха Кавабаты не застегнута, и под ней видны безволосая грудь и живот.
Заметив, что Сердюк проснулся, Кавабата повернул к нему лицо и широко улыбнулся.
- Как спалось? - спросил он.
- Да я не то чтобы спал, - сказал Сердюк, - я так…
- Вздремнули, - сказал Кавабата, - понятно. Все мы в этой жизни дремлем. А просыпаемся лишь с ее концом. Вот помните, когда мы назад в офис шли, через ручей переправлялись?
- Да, - сказал Сердюк, - это из трубы речка выходит.
- Труба не труба, неважно. Так вот помните пузыри на этом ручье?
- Помню. Большие пузыри были.
- Поистине, - сказал Кавабата, поднимая лезвие на уровень глаз и внимательно в него вглядываясь, - поистине мир этот подобен пузырям на воде. Не так ли?
Сердюк подумал, что Кавабата прав, и ему очень захотелось сказать японцу что-нибудь такое, чтобы тот понял, до какой степени его чувства поняты и разделены.
- Какое там, - сказал он, приподнимаясь на локте. - Он подобен… сейчас… Он подобен фотографии этих пузырей, завалившейся за комод и съеденной крысами.
Кавабата еще раз улыбнулся.
- Вы настоящий поэт, - сказал он. - Тут у меня нет никаких сомнений.
- Причем, - воодушевленно продолжал Сердюк, - вполне может статься, что крысы съели ее до того, как она была проявлена.
- Прекрасно, - сказал Кавабата, - прекрасно. Но это поэзия слов, а есть поэзия поступка. Надеюсь, что ваше последнее стихотворение без слов окажется под стать тем стихам, которыми вы радуете меня весь сегодняшний день.
- О чем это вы? - спросил Сердюк.
Кавабата аккуратно положил меч на циновки.
- Жизнь переменчива, - задумчиво сказал он. - Рано утром никто не может сказать, что ждет его вечером.
- Что-нибудь произошло?
- О да. Вы ведь знаете, что бизнес подобен войне. Так вот, у клана Тайра есть враг, могущественный враг. Это Минамото.
- Минамото? - холодея, спросил Сердюк. - И что?
- Сегодня пришла весть, что в результате коварного предательства на токийской фондовой бирже “Минамото груп” скупила контрольный пакет акций “Тайра инкорпорейтед”. Тут замешан один английский банк и сингапурская мафия, но это не важно. Мы разбиты. А враг торжествует.
