Я понял, где может быть Чапаев. Пройдя вдоль забора метров сорок, я огляделся по сторонам. Видно никого не было. Подпрыгнув, я ухватился руками за край стены, кое-как подтянулся, перевалился через нее и спрыгнул вниз.
Вокруг было темно, огни костров заслонял черный силуэт молчащей усадьбы. Ощупью пробираясь между мокрыми от недавнего дождя деревьями, я добрался до спуска в овраг, поскользнулся и съехал туда на спине. Невидимый ручей журчал где-то справа, выставив руки перед собой, я пошел на его звук и через несколько шагов увидел между стволов освещенное окошко бани.
- Входи, Петька, - крикнул Чапаев в ответ на мой стук.
Он сидел за знакомым дощатым столом, на котором стояла огромная бутыль с самогоном, несколько стаканов и тарелок, керосиновая лампа и пухлая папка с бумагами, на нем была расстегнутая до пупа длинная белая рубаха навыпуск, и он был уже изрядно пьян.
- Что скажешь? - спросил он.
- Кажется, вы собирались решить проблему с красными ткачами, - сказал я.
- Я ее и решаю, - сказал Чапаев и разлил самогон по двум стаканам.
- Как я посмотрю, Котовский хорошо вас знает, - сказал я.
- Правильно, - ответил Чапаев, - я его тоже хорошо знаю.
- Он только что уехал вечерним поездом в Париж. Мне кажется, что мы сильно ошиблись, не последовав его примеру.
Чапаев зажмурился.
- Но в нас горит еще желанье, - нараспев прочел он, - к нему уходят поезда, и мчится бабочка сознанья из ниоткуда в никуда…
- Тоже читали? Очень польщен, - сказал я, и сразу же с тоской подумал, что “тоже” здесь неуместно. - Послушайте, если мы выйдем прямо сейчас, то можем еще успеть на поезд.
- А чего я не видел в этом Париже, - сказал Чапаев.
- Видимо, того, что мы скоро увидим здесь, - сказал я.
Чапаев ухмыльнулся.
- Это ты, Петька, верно говоришь.
- Кстати, - сказал я озабоченно, - а где сейчас Анна? В доме небезопасно.
- Я ей задание дал, - сказал Чапаев, - скоро подойдет. С ней все в порядке. Да ты садись давай. Я все тебя жду, жду - полбутылки уже выпил.
Я сел напротив.
- Твое здоровье.
Я пожал плечами. Делать было нечего.
- Ваше здоровье, Василий Иванович.
Мы выпили, и Чапаев задумчиво уставился на тусклый огонек керосиновой лампы.
- Я тут думал о твоих кошмарах, - сказал он, положив ладонь на папку. - Все истории, которые ты написал, перечитал. И про Сердюка, и про Марию этого, и про врачей, и про бандитов. Ты когда-нибудь обращал внимание на то, как ты от всего этого просыпаешься?
- Нет, - сказал я.
- А ну-ка попробуй вспомнить.
Я задумался.
- Просто в какой-то момент становится ясно, что это сон, и все, - сказал я нерешительно. - Когда становится уж слишком не по себе, вдруг понимаешь, что бояться на самом деле нечего, потому что…
- Почему?
- Я пытаюсь подобрать слова. Я бы сказал так - потому что есть куда просыпаться.
Чапаев хлопнул ладонью по столу.
- А куда именно просыпаться?
На этот вопрос ответа у меня не было.
- Не знаю, - сказал я.
Чапаев поднял на меня глаза и улыбнулся. Мне вдруг престало казаться, что он пьян.
- Молодец, - сказал он. - Вот именно туда. Как только тебя подхватывает поток сновидений, ты сам становишься его частью, потому что в этом потоке все относительно, все движется и нет ничего такого, за что можно было бы ухватиться. Когда тебя засасывает в водоворот, ты этого не понимаешь, потому что сам движешься вместе с водой и она кажется неподвижной. Так во сне появляется ощущение реальности. Но есть точка, неподвижная не относительно чего-то другого,