собираемся делать в этой яме, а потом моя нога, которой я пытался нащупать стену, вдруг провалилась в пустоту. Сапог Чапаева, спускавшегося следом, задел мою голову.
- Вперед! - скомандовал он. - Живо!
От лестницы вел узкий и низкий ход, укрепленный деревянными подпорками. Я пополз вперед, безуспешно пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте. Судя по довольно чувствительному сквозняку, выход был не очень далеко.
- Стой, - шепотом сказал Чапаев. - Надо минуту выждать.
Он был метрах в двух сзади. Я сел на землю и прислонился спиной к одной из подпорок. Долетали неразборчивые крики и шум, один раз я четко различил голос Фурманова, оравшего: “Не лезь, мать твою! Сгоришь! Я говорю, нет их там - ушли! А лысого поймали?” Я подумал об этих людях, мечущихся в тяжелых облаках дыма среди безобразных химер, созданных их коллективно помутненным разумом, и мне стало невероятно смешно.
- Эй, Василий Иванович! - тихо позвал я.
- Чего? - отозвался Чапаев.
- Я одну вещь понял, - сказал я. - Свобода бывает только одна - когда ты свободен от всего, что строит ум. Эта свобода называется “не знаю”. Вы совершенно правы. Знаете, есть такое выражение: “Мысль изреченная есть ложь”. Чапаев, я вам скажу, что мысль неизреченная - тоже ложь, потому что в любой мысли уже присутствует изреченность.
- Это ты, Петька, хорошо изрек, - отозвался Чапаев.
- Как только я знаю, - продолжал я, - я уже не свободен. Но я абсолютно свободен, когда не знаю. Свобода - это самая большая тайна из всех. Они, - я ткнул пальцем в низкий земляной потолок, - просто не знают, до какой степени они свободны от всего. Они не знают, кто они на самом деле. Они… - меня скрутило в спазмах неудержимого хохота, - они думают, что они ткачи…
- Тише, - сказал Чапаев. - Кончай ржать как лошадь. Услышат.
- То есть нет, они, - задыхаясь, выговорил я, - они даже не думают, что они ткачи… Они это знают…
Чапаев пихнул меня сапогом.
- Вперед, - сказал он.
Я несколько раз глубоко вдохнул, чтобы прийти в себя, и пополз дальше. Остаток пути мы проделали молча. Наверно, из-за узости и тесноты подземного коридора мне показалось, что он невероятно длинен. Под землей пахло сыростью и отчего-то сеном, причем этот запах чувствовался все отчетливей. Наконец мои вытянутые вперед руки уперлись в земляную стену. Я встал на ноги, выпрямился и больно ударился головой обо что-то железное. Ощупав темноту вокруг себя, я пришел к выводу, что стою в неглубокой яме, над краем которой находится какая-то железная плоскость. Между этой плоскостью и поверхностью земли оставался зазор примерно в полметра, я протиснулся в него, прополз метр или два, раздвигая заполняющее его сено, и наткнулся на широкое колесо из литой резины. Тут же я вспомнил огромный стог, возле которого постоянно дежурил неразговорчивый башкир с винтовкой, и понял, куда делся чапаевский броневик. Через секунду я уже стоял возле стога - с одной его стороны сено было разбросано, и виднелась приоткрытая клепаная дверь.
Усадьба была охвачена огнем, это зрелище было величественным и завораживающим, как, впрочем, и всякий большой пожар. Метрах в пятидесяти от нас среди деревьев горел другой костер, поменьше, - это пылала баня, где совсем недавно сидели мы с Чапаевым. Мне показалось, что я вижу вокруг нее людей, но это вполне могли быть изломанные тени деревьев, смещающиеся каждый раз, когда огонь вздрагивал под дуновением ветра. Видел я их или нет, люди, несомненно, там были: со стороны пожарищ прилетали безумные крики и стрельба. Если бы я не знал, что там происходит в действительности, можно было бы подумать, что какие-то два отряда ведут яростный ночной бой.
Совсем рядом со мной послышался шорох, и я выхватил пистолет.
- Это я, - сказала Анна.
Она была в гимнастерке, галифе и сапогах, а в руках держала изогнутый металлический рычаг вроде тех, которыми заводят моторы.
- Слава Богу, - сказал я, - вы не представляете, как я переживал ваше отсутствие. Одна мысль о том, что этот пьяный сброд…
- Не дышите на меня луком, - перебила она. - Где Чапаев?
- Я здесь, - сказал Чапаев, вылезая из-под днища броневика.
- Почему так долго? - спросила она. - Я начала волноваться.
