Девицы влюбляются в Достоевского, но они поголовные партийки и из-за дисциплины не могут признаться, а мучаются молча в порядке сознательности.
Достоевский корябнул ногтем по столу, как бы размежевывая эпоху надвое:
-Даю социализм! Еще рожь не поспеет, а социализм будет готов!.. А я смотрю: чего я тоскую? Это я по социализму скучал.
- По нем, - утвердительно сказал Копенкин.-Всякому охота Розу любить.
Достоевский обратил внимание на Розу, но полностью не понял - лишь догадался, что Роза, наверно, сокращенное название революции, либо неизвестный ему лозунг.
-Совершенно правильно, товарищ! - с удовольствием сказал Достоевский, потому что основное счастье уже было открыто. - Но все-таки я вот похудел от руководства революцией в своем районе.
-Понятно: ты здесь всем текущим событиям затычка, - поддерживал Копенкин достоинство Достоевского.
Однако Федор Михайлович не мог спокойно заснуть тою ночью; он ворочался и протяжно бормотал мелочи своих размышлений.
- Ты что? - услышал звуки Достоевского незаснувший Копенкин. -Тебе от скуки скулья сводит? Лучше вспомни жертвы гражданской войны, и тебе станет печально.
Ночью Достоевский разбудил спящих. Копенкин, еще не проснувшись, схватился за саблю - для встречи внезапно напавшего врага.
- Я ради Советской власти тебя тронул! - объяснил Достоевский.
- Тогда чего же ты раньше не разбудил? - строго спросил Копенкин.
-Скотского поголовья у нас нету, - сразу заговорил Достоевский: он за половину ночи успел додумать дело социализма до самой жизни. - Какой же тебе гражданин пойдет на тучную степь, когда скота нету? К чему же тогда постройки багажом тащить?.. Замучился я от волнений...
Копенкин почесал свой худой резкий кадык, словно потроша горло.
-Саша! - сказал он Дванову. - Ты не спи зря: скажи этому элементу, что он советских законов не знает.
Затем Копенкин мрачно пригляделся к Достоевскому.
- Ты белый вспомогатель, а не районный Ленин! Над чем думает. Да ты выгони завтра весь живой скот, если у кого он остался, и подели его по душам и по революционному чувству. Кряк - и готово!
Копенкин сейчас же снова заснул: он не понимал и не имел душевных сомнений, считая их изменой революции; Роза Люксембург заранее и за всех продумала все-теперь остались одни подвиги вооруженной руки, ради сокрушения видимого и невидимого врага.
Утром Достоевский пошел в обход Ханских Двориков, объявляя подворно объединенный приказ волревкома и губисполкома - о революционном дележе скота без всякого изъятия.
И скот выводили к церкви на площадь, под плач всего имущего народа. Но и бедняки страдали от вида ноющих хозяев и жалостных старух, а некоторые из неимущих тоже плакали, хотя их ожидала доля.
Женщины целовали коров, мужики особо ласково и некрепко держали своих лошадей, ободряя их, как сыновей на войну, а сами решали-заплакать им или так обойтись.
Один крестьянин, человек длинного тонкого роста, но с маленьким голым лицом и девичьим голосом, привел своего рысака не только без упрека, а со словами утешения для всех тоскующих однодеревенцев:
- Дядя Митрий, чего ты? - высоко говорил он грустному старику. - Да пралич ее завозьми совсем: что ты, с жизнью, что ль, без остатка расстаешься? Ишь ты, скорбь какая - лошадь заберут, да сатана с ней, еще заведем. Собери скорбя свои обратно!
Достоевский знал этого крестьянина: старый дезертир. Он в малолетстве прибыл откуда-то без справки и документа - и не мог быть призванным ни на одну войну: не имел официального года рождения и имени, а формально вовсе не существовал; чтобы обозначить его как-нибудь, для житейского удобства соседи прозвали дезертира Недоделанным, а в списках бывшего сельсовета он не значился. Был один секретарь, который ниже всех фамилий написал: "Прочие - 1; пол: сомнительный". Но следующий секретарь не понял такой записи и прибавил одну лишнюю голову к крупнорогатому скоту, а "прочих" вычеркнул абсолютно. Так и жил Недоделанный общественной утечкой, как просо с воза на землю.
Однако недавно Достоевский чернилами вписал его в гражданский список под названием "уклоняющегося середняка без лично присвоенной фамилии", и тем прочно закрепил его существование: как бы родил Недоделанного для советской пользы.
Степная жизнь шла в старину по следам скота, и в народе остался страх умереть с голоду без скота, поэтому люди плакали больше из предрассудка, чем из страха убытка.
Дванов и Копенкин пришли, когда Достоевский начал разверстывать скот по беднякам.
Копенкин проверил его:
-Не ошибись: революционное-то чувство сейчас в тебе полностью?
Гордый властью Достоевский показал рукой от живота до шеи. Способ дележа он придумал простой и ясный: самые бедные получали самых лучших лошадей и коров; но так как скота было мало, то середнякам уже ничего не пришлось, лишь некоторым перепало по овце.
Когда дело благополучно подбивалось к концу, вышел тот же Недоделанный и обратился хрипатым голосом:
-Федор Михалыч, товарищ Достоевский, наше дело, конечно, нелепое, но ты не обижайся, что я тебе сейчас скажу. Ты только не обижайся!
- Говори, гражданин Недоделанный, говори честно и бесстрашно! - открыто и поучительно для всех разрешил Достоевский.
