хотелось преждевременно оставлять свой дом и умирать раньше дожития своих лет, - поэтому чевенгурцы отдыхали и пили чай после жары, бури и мороза.
-Кончилось, слава тебе господи! - счастливой рукой крестились чевенгурцы в конце затихшего происшествия. - Мы ждали Исуса Христа, а он мимо прошел: на все его святая воля!
Если старики в Чевенгуре жили без памяти, то прочие и вовсе не понимали, как же им жить, когда ежеминутно может наступить второе пришествие и люди будут разбиты на два разряда и обращены в голые, неимущие души.
Алексей Алексеевич некогда проживал в Чевенгуре и отлично знал его необеспеченную душевную участь. Чепурный, когда он пришел пешим с вокзала-за семьдесят верст-властвовать над городом и уездом, думал, что Чевенгур существует на средства бандитизма, потому что никто ничего явно не делал, но всякий ел хлеб и пил чай. Поэтому он издал анкету для обязательного заполнения - с одним вопросом: "Ради чего и за счет какого производства вещества вы живете в государстве трудящихся?"
Почти все население Чевенгура ответило одинаково: первым придумал ответ церковный певчий Лобочихин, а у него списали соседи и устно передали дальним.
"Живем ради бога, а не самих себя", - написали чевенгурцы.
Чепурный не мог наглядно уяснить себе божьей жизни и сразу учредил комиссию из сорока человек для подворного суточного обследования города. Были анкеты и более ясного смысла, в них занятиями назывались: ключевая служба в тюрьме, ожидание истины жизни, нетерпение к богу, смертельное старчество, чтение вслух странникам и сочувствие Советской власти. Чепурный изучил анкеты и начал мучиться от сложности гражданских занятий, но вовремя вспомнил лозунг Ленина: "Дьявольски трудное дело управлять государством", - и вполне успокоился. Рано утром к нему пришли сорок человек, попили в сенцах воды от дальней ходьбы и объявили:
-Товарищ Чепурный, они врут-они ничем не занимаются, а лежат лежа и спят.
Чепурный понял:
- Чудаки - ночь же была! А вы мне что-нибудь про ихнюю идеологию расскажите, пожалуйста!
-Ее у них нету, - сказал председатель комиссии. - Они сплошь ждут конца света...
- А ты им не говорил, что конец света сейчас был бы контрреволюционным шагом? - спросил Чепурный, привыкший всякое мероприятие предварительно сличать с революцией.
Председатель испугался:
-Нет, товарищ Чепурный! Я думал, что второе пришествие им полезно, а нам тоже будет хорошо...
-Это как же? - строго испытывал Чепурный.
-Определенно, полезно. Для нас оно недействительно, а мелкая буржуазия после второго пришествия подлежит изъятию...
- Верно, сукин сын! - охваченный пониманием, воскликнул Чепурный. - Как я сам не догадался: я же умней тебя!
Один из сорока человек здесь скромно выдвинулся и попросил:
-Товарищ Чепурный, разрешите?
-А ты кто такой? - Чепурный не видел в Чевенгуре этого лица, помня внешность всех остальных людей наизусть.
- Я, товарищ Чепурный, председатель ликвидационного комитета по делам земства Чевенгурского уезда в старых границах, моя фамилия Полюбезьев. В комиссию я выдвинут своим комитетом-со мной есть копия протокола распорядительного заседания комитета.
Алексей Алексеевич Полюбезьев поклонился и протянул Чепурному руку.
-Есть такой комитет? - удивленно вопросил Чепурный, не чувствуя руки Алексея Алексеевича.
-Есть! - сказал кто-то из массы комиссии.
- Упразднить сегодня же явочным порядком! Поглядеть, нет ли еще чего из остатков империи, - и тоже сегодня уничтожить! - распорядился Чепурный и обратился к Полюбезьеву: - Говори, гражданин, пожалуйста!
Алексей Алексеевич объяснил с большой точностью и тщательностью городское производство вещества, чем еще больше затемнил ясную голову Чепурного, обладавшего громадной, хотя и неупорядоченной памятью; он вбирал в себя жизнь кусками, - в голове его, как в тихом озере, плавали обломки когда-то виденного мира и встреченных событий, но никогда в одно целое эти обломки не слеплялись, не имея для Чепурного ни связи, ни живого смысла. Он помнил плетни в Тамбовской губернии, фамилии и лица нищих, цвет артиллерийского огня на фронте, знал буквально учение Ленина, но все эти ясные воспоминания плавали в его уме стихийно и никакого полезного понятия не составляли. Алексей Алексеевич говорил, что есть ровная степь и по той степи идут люди, ищущие своего существования вдалеке; дорога им дальняя, а из родного дома они ничего, кроме своего тела, не берут. И поэтому они меняли рабочую плоть на пищу, отчего в течение долголетия произошел Чевенгур: в нем собралось население. С тех пор прохожие рабочие ушли, а город остался, надеясь на бога.
-А ты тоже рабочее тело на пустяк пищи менял? - спросил Чепурный.
- Нет, - сказал Алексей Алексеевич, - я человек служащий, мое дело -мысль на бумаге.
Во мне сейчас стронулось одно талантливое чувство, - произнес далее Чепурный. - Нет вот у меня секретаря, что мог бы меня сразу записывать!.. В первую очередь необходимо ликвидировать плоть нетрудовых элементов!..
С тех пор Алексей Алексеевич не видел Чепурного и, что случилось в Чевенгуре, не знал. Земский комитет был, конечно, срочно и навсегда упразднен, а члены его разошлись по своим родственникам. Нынче же Полюбезьев хотел свидания с Чепурным на другую тему-теперь он в социализме благодаря объявленной Лениным кооперации почувствовал живую святость и желал Советской власти добра. Ни одного знакомого человека Алексею Алексеевичу не встретилось - ходили какие-то худые люди и думали о чем-то будущем. На самой околице Чевенгура человек двадцать тихо передвигали деревянный дом, а два всадника с радостью наблюдали работу.
Одного всадника Полюбезьев узнал.
-Товарищ Чепурный! Разрешите вызвать вас на краткое собеседование.
- Полюбезьев! - узнал Алексея Алексеевича Чепурный, помнивший все конкретное. - Говори, пожалуйста, что тебе причитается.
- Мне о кооперации хочется вкратце сказать... Читали, товарищ Чепурный, про нравственный путь к социализму в газете обездоленных под тем же названием, а именно "Беднота"?
Чепурный ничего не читал.
- Какая кооперация? Какой тебе путь, когда мы дошли? Что ты, дорогой гражданин! Это вы тут жили ради бога на рабочей дороге. Теперь, братец ты мой, путей нету-люди доехали.
- Куда? -покорно спросил Алексей Алексеевич, утрачивая кооперативную надежду в сердце.
-Как куда? - в коммунизм жизни. Читал Карла Маркса?
-Нет, товарищ Чепурный.
- А вот надо читать, дорогой товарищ: история уж кончилась, а ты и не заметил.
Алексей Алексеевич смолк без вопроса и пошел вдаль, где росли старые травы, жили прежние люди и ждала мужа жена-старушка. Там, может быть, грустно и трудно живется, но там Алексей Алексеевич родился, рос и плакал иногда в молодых летах. Он вспомнил свою домашнюю мебель, свой ветхий двор, супругу и был рад, что они тоже не знали Карла Маркса и поэтому не расстанутся со своим мужем и хозяином.
Копенкин не успел прочитать Карла Маркса и смутился перед образованностью Чепурного.
- А что? - спросил Копенкин.-У вас здесь обязательно читают Карла Маркса?
Чепурный прекратил беспокойство Копенкина:
-Да это я человека попугал. Я и сам его сроду не читал. Так, слышал кое-что на митингах -вот и агитирую. Да и не нужно читать: это, знаешь, раньше люди читали да писали, а жить - ни черта не жили, все для других людей путей искали.
-Почему это нынче в городе дома передвигают и сады на руках носят? - разглядывал Копенкин.
- А сегодня субботник, -объяснил Чепурный. - Люди в Чевенгур прибыли пешим ходом и усердствуют, чтоб жить в товарищеской тесноте.
У Чепурного не было определенного местожительства, как и у всех чевенгурцев. Благодаря таким условиям Чепурный и Копенкин остановились в одном кирпичном доме, который участники субботника не могли стронуть с места. В кухне спали на сумках два человека, похожие на странников, а третий искусственно жарил картошку, употребляя вместо постного масла воду из холодного чайника.
-Товарищ Пиюся! - обратился к этому человеку Чепурный.
-Тебе чего?
-Ты не знаешь, где теперь товарищ Прокофий находится?
Пиюся не спешил отвечать на такой мелкий вопрос и боролся с горевшей картошкой.
-С бабой твоей где-нибудь находится, - сказал он.
-Ты оставайся здесь, - сказал Копенкину Чепурный, - а я пойду Клабздюшу поищу: дюже женщина милая!
Копенкин разнуздался от одежды, постелил ее на пол и лег полуголым, а неотлучное оружие сложил горкой рядом с собой. Хотя в Чевенгуре было тепло и пахло товарищеским духом, Копенкин, быть может от утомления, чувствовал себя печальным и сердце его тянуло ехать куда-то дальше. Пока что он не заметил в Чевенгуре явного и очевидного социализма-той трогательной, но твердой и нравоучительной красоты среди природы, где бы могла родиться вторая маленькая Роза Люксембург либо научно воскреснуть первая, погибшая в германской буржуазной земле. Копенкин уже спрашивал Чепурного-что же делать в Чевенгуре? И тот ответил: ничего, у нас нет нужды и занятий-будешь себе внутренне жить! У нас в Чевенгуре хорошо-мы мобилизовали солнце на вечную работу, а общество распустили навсегда!
Копенкин видел, что он глупей Чепурного, и безответно молчал. Еще раньше того, в дороге, он робко поинтересовался: чем бы занималась у них Роза Люксембург? Чепурный на это особого ничего не сообщил, сказал только: вот приедем в Чевенгур, спроси у нашего Прокофия - он все может ясно выражать, а я только даю ему руководящее революционное предчувствие! Ты думаешь: я своими словами с тобой разговаривал? Нет, меня Прокофий научил!
Пиюся изжарил наконец картошку на воде и стал будить двоих спящих странников. Копенкин тоже поднялся поесть немного, чтобы при полном желудке, после еды, скорей уснуть и перестать печалиться.
-Правда, что хорошо в Чевенгуре люди живут? - спросил он у Пиюси.
-Не жалуются! - не спеша ответил тот.
-А где ж тут есть социализм?
- Тебе на новый глаз видней, - неохотно объяснял Пиюся. - Чепурный говорит, что мы от привычки ни свободы, ни блага не видим-мы-то ведь здешние, два года тут живем.
-А раньше кто тут жил?
