проклятия! "Вот этот (говорит она демонам), уведите его!"".
Думузи умоляет своего шурина, бога-солнце Уту, превратить его в змея и бежит в жилище своей сестры Гештинанны, а затем в свою овчарню. Там его хватают демоны, подвергают пыткам и уносят в ад. Эпилог остается неизвестным из-за пробела в тексте. "По всей видимости, слезы Думузи разжалобили Эрешкигаль, и она облегчила его печальную судьбу, решив, что он будет проводить в Нижнем Мире только полгода, а на другие полгода его заменит сестра Гештинанна" (Крамер, стр. 144).
Тот же самый миф излагается в аккадской версии "Сошествия Иштар в ад", однако с некоторыми существенными вариациями. До того, как были изданы и переведены шумерские тексты, можно было подумать, что богиня направилась в "Страну, откуда нет возврата" после «смерти» Таммуза, и именно для того, чтобы его вернуть. На такую интерпретацию наталкивают некоторые детали, которых нет в шумерской версии. Прежде всего, это катастрофические последствия пленения Иштар: по аккадской версии, с исчезновением богини полностью прекратилось воспроизведение как человеческого рода, так и животных. Это бедствие можно было понять как разрыв иерогамии богини любви и плодородия и ее возлюбленного супруга Таммуза. Катастрофа мыслилась, по аккадской версии, как космическая. Сами Великие Боги, придя в ужас от неминуемой перспективы прекращения Жизни, вынуждены были вмешаться и освободить Иштар. Удивляет в шумерской версии психологическая, т. е. человеческая, мотивировка осуждения Думузи: все, похоже, объясняется гневом Инанны, когда она
обнаружила своего супруга торжественно восседающим на ее троне. Это романтичное объяснение, по-видимому, воспроизводит более архаическую идею: ритуальная, т. е. небезвозвратная, «смерть» неотвратимо следует за всяким актом творения или рождения. Цари Шумера, а затем и аккадские, воплощают Думузи в иерогамии с Инанной, что в какой-то мере подразумевает принятие ритуальной «смерти» царя. В таком случае приходится предположить за историей, излагаемой в шумерском тексте, некое «таинство», которое Инанна учредила с целью обеспечить вселенский цикл плодородия. Можно угадать намек на это таинство в презрительном ответе Гильгамеша на предложение Иштар стать ее мужем: он напомнил ей, что это она учредила ежегодный плач по Таммузу, Плач этот, однако, был ритуальным: спуск юного бога в подземное царство оплакивали на восемнадцатый день месяца таммуз (июнь-июль), и притом все знали, что по прошествии шести месяцев он вернется.
Культ Таммуза распространен на Ближнем Востоке более или менее повсеместно. В VI веке Иезекииль (Иез 8:14) ругал женщин, которые оплакивали Таммуза даже на пороге Храма. В конечном счете, Таммуз превращается в драматический и элегический образ юных богов, ежегодно умирающих и возрождающихся. Шумерский же его прототип был, вероятно, более сложной фигурой. Цари, которые его воплощали и таким образом разделяли его судьбу, ежегодно праздновали возрождение мира. Но чтобы возродиться вновь, мир должен быть уничтожен; докосмогонический хаос также предполагал ритуальную смерть царя, его спуск в преисподнюю. Иначе говоря, две космические модальности — жизнь/смерть, хаос/космос, бесплодие/плодовитость — составляли две стороны единого процесса. Это «таинство», зародившееся после открытия земледелия, становится обобщенным принципом объяснения мира, жизни и человеческого бытия. Оно выходит за рамки драмы растительной жизни, поскольку в равной мере правит космическими ритмами,