Но вне зависимости от того, какова была история проникновения культа Диониса в Грецию, мифы и мифологические фрагменты, указывающие на встреченное им неприятие, имеют более глубокий смысл: они дают нам знание и о дионисийском религиозном опыте, и об особой структуре самого божества. Дионис неизбежно вызвал бы сопротивление и преследование, потому что связанный с ним религиозный опыт угрожал всему тогдашнему образу жизни и миру ценностей. Верховенство олимпийской религии и ее институты могли быть поколеблены. Но в неприятии выражала себя и более тонкая драма — из тех, что в изобилии зафиксированы в истории религий, — сопротивление любому абсолютному религиозному опыту из-за того, что такой опыт может быть реализован только за счет отрицания всего остального (каким бы термином оно ни обозначалось — равновесие, личность, сознание, разум и т. д.).
Вальтер Отто хорошо почувствовал взаимосвязь между темой «преследования» Диониса и типологией его многочисленных и разнообразных эпифаний. Дионис — такой бог, который вдруг является, а затем таинственно исчезает. На празднованиях Агрионий в Херонее женщины тщетно искали его и объявили, что бог отравился к Музам, которые его спрятали (Otto. Dionysos, p. 79). Он ныряет на дно Лерны или в море и исчезает, а потом появляется — как на праздновании Анфестерий — в ладье на гребнях волн. Упоминания его «пробуждения» в плетеной колыбели (Otto, p. 82 sq.) указывают на ту же мифическую тему. Эти периодические явления и исчезновения ставят Диониса в ряд богов растительности. Он и вправду демонстрирует некоторую солидарность с жизнью растений: плющ и сосна почти неотделимы от его образа, а самые популярные праздники в его честь совпадают с земледельческим календарем. Но Дионис — это жизнь во всей ее полноте, что видно по тому, как он связан с водой, с кровью, спермой, с процессами роста, и по той буйной витальности, которую демонстрируют его «звериные» эпифании (бык, лев, козел). В его неожиданных появлениях и исчезновениях можно увидеть аналогию зарождения и угасания жизни, т. е. чередования жизни и смерти и, в конечном счете, их единства. Но это не есть «объективное» наблюдение над космическим явлением, чья обычность не могла бы вызвать к жизни ни одну религиозную идею или породить миф. Своими явлениями и исчезновениями Дионис раскрывает тайну — и святость — соединения жизни и смерти. И это откровение религиозно по своей природе, ибо его производит именно присутствие божества. К тому же явления и исчезновения Диониса не всегда связаны с временами года: он может показаться зимой, а скрыться на том самом весеннем празднике, на котором совершает свою самую триумфальную эпифанию.
Исчезновение — это мифологическое выражение схождения в Аид, смерти. И действительно, в Дельфах показывали могилу Диониса; также говорили, что он умер в Аргосе. А когда во время ритуала в Аргосе Диониса вызывают из глубин моря (Plutarch. De Iside, 35), он опять-таки приходит из страны мертвых. В одном из орфических гимнов (§ 53)
